В лапах эскулапов

Материалы о воде / Огонь, вода и медные трубы / В лапах эскулапов

Страница 5

Мне не понравился этот прогноз Хирурга, поэтому своим высказыванием решил его опровергнуть

— Я так думаю, Раз человек стал инвалидом на войне, значит государство обязано взять его на свое иждивение. Будут платить какое — нибудь пособие или пенсию. Жить — то человеку надо!

Хирург был неумолим:

— А ты много видал инвалидов гражданской войны, которым платили бы пенсию? Ни одного! И нам ничего платить не будут! Новиков — выжитый лимон. Он никому не будет нужен. Отдал свое здоровье Родине и катись на все четыре стороны.

Мне отступать не хотелось

— А, я все — таки верю в справедливость.

— Блажен, кто верует, тепло ему на свете! — завершил разговор Хирург.

— Эту же цитату мне на передовой сказал мой приятель по роте, Гуляев.

— А, где он теперь? — спросил Хирург.

— Остался висеть на колючей проволоке перед первой немецкой траншеей.

— А. раз ты остался живой, значит, перевалил через проволочное заграждение. Расскажи, как все там было! — попросил Хирург.

Мне ничего не оставалось делать, как рассказать свою историю. Конечно, о том, что я увидев начальника Особого отдела, загнал патрон в патронник, ни слова. Зато подробно рассказал о том, как меня избивали в Особом отделе.

— А, по мне, так я этому зверю не стал бы перевязывать ноги, — сказал Васька.

— Пристрелить его надо бы и все дела! — заявил Анатолий.

Тут в разговор вмешался боец Лукьянов. Его койка стояла за проходом в палату у самой стены. Это был худощавый, небольшого роста пожилой человек.

— Эх, вы! Молодежь, молодежь! Да нешто можно быть такими жестокими. Ведь начальник Особого отдела тоже человек. Ему, поди, тоже хотелось жить!

— А, что же парню, которого он ни за что, ни про что избивал, не хотелось жить?

— Так у них работа такая! — не унимался Лукьянов.

— Какая бы не была работа, а надо оставаться человеком! — сказал Новиков.

— Хватит базарить! Услышит кто — нибудь и нас таскать будут по этим отделам! — завершил разговор Хирург.

Несколько слов о Лукьянове. Мы с ним познакомились в один из первых дней после моего прибытия в палату. У раненных первый разговор всегда о ране.

— Я ранен в левое бедро. Рана большая 3, 5 см на 7. В истории болезни пишут «с обильными гнойными отделениями», — похвастался автор этих строк.

— Разве это рана? — сказал Дементьев. У меня рана 17 см.

— А у меня — сказал Хирург —27 см! А какая рана у Вас, Лукьянов? Он был старше нас всех и к нему всегда обращались на Вы.

И тут Лукьянов рассказал, что ранение у него смертельное. Пуля прошила икру правой ноги навылет

— А, как кость? Ее не задело? — не унимался Хирург.

— Кость то цела! Но там проходят все жилы, кровеносные сосуды! Это смертельное ранение

Все вокруг стали убеждать старика, что ранение пустяковое, ничего смертельного в этом ранении нет. Однако, старик был неумолим — его ранение смертельное.

Мне во время войны часто приходилось наблюдать, как люди подбадривали друг друга в тяжелую минуту. Поразмыслив немного, пришел к выводу: срабатывает инстинкт выживания вида

Что касается старика Лукьянова, то это типичный пример самовнушения. Много раз мне пришлось убеждаться, что самовнушение имеет огромное значение для человека.

Старик начал медленно угасать. Вызвали его жену. Она все время сидела у его койки. Но однажды, проснувшись, все увидели, что его тюфяк свернут. Оказалось, что старик ночью начал умирать. Раненных, находящихся в предсмертном состоянии, перевозили в особую палату, которая называлась изолятор и, находилась на первом этаже. В эту палату его и отправили.