В открытом море

Материалы о воде / В открытом море

Страница 14

– Идемте, – предложила она. – Я вам покажу, где он дебоширит.

В клубе Восьмеркин впервые увидел настоящий бокс и Сенину работу на ринге. Бой шел под сплошные аплодисменты и кончился победой Чижеева.

– Вот так Сеня! – изумился Восьмеркин. – Этак он любого человека сшибить может. Ничего, что махонький…

Завидуя ловкому другу, он в тот же вечер записался в боксерскую группу Тремихача и начал вместе с приятелем ходить на занятия, но добиться таких же успехов не смог. Ему не хватало боксерской злости.

На снарядах Восьмеркин всегда работал резко и в полную силу. От его могучих кулаков трещали «груши», стонали мячи, лопалась кожа на подвесных тренировочных мешках. А на ринге он был необычайно вял и добродушен. Боясь изувечить товарищей, Степан невольно смягчал удары, и это стало его стилем.

Тремихач, не выносивший в боях добродушия, сажал его на особую молочную диету, от которой телята звереют, донимал разговорами, но ничто не помогало. Восьмеркин был верен себе. Тогда, чтобы вывести его из равновесия, тренер придумал специальный массаж для укрепления кожи лица.

Каждое утро Сеня должен был хлестать приятеля по щекам до тех пор, пока тот не обозлится. Но Восьмеркина не трогали ни шлепки, ни затрещины. Он принимал Сенины оплеухи с таким же видом, с каким принимает легкое поглаживание разнежившийся кот: блаженно жмурился и, казалось, готов был заурчать от удовольствия.

Восьмеркинское благодушие, в конце концов, вывело тренера из терпения.

– Не выйдет из Степана боксера. Ему гирями надо заняться и в кооперацию на службу поступить. Как не поймет человек, что не для забавы я здесь вожусь с вами!

Виктор Михайлович кроме тренерства был еще консультантом заводских изобретателей. Он и сам выдумывал разные типы скоростных спортивных судов, строил их у себя в сарае и не раз приглашал приятелей испытывать их на широких просторах Южного Буга.

Вот одну из таких моделей Тремихача Сене и напомнило промчавшееся мимо баркаса таинственное судно.

«Где ж сейчас Виктор Михайлович с Ежиком? Живы ли они?» Чижеев вспомнил, как отец с дочерью провожали его и Восьмеркина на флот. Тремихач крепко жал им руки и говорил:

– Я сам моряк и знаю: море пресных людей не любит. Характером тверже будьте, иначе из камбуза не вылезете – картошку чистить придется.

Нина для друзей оставалась загадкой. Она к обоим относилась хорошо, и поэтому невозможно было понять, кто ей больше нравится. А перед расставанием девушка была опечалена и даже всплакнула.

«Поглядел бы Тремихач, сколько за войну в Восьмеркине злости накопилось, наверное, сразу бы в чемпионы вывел», – подумал Чижеев.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Начало рассветать. По волнам побежали серебристые блики. Чижеев встал на скамейку и осмотрелся. Вокруг плескалась только прозрачная зеленовато-синяя вода: ни скал, ни кораблей на горизонте, лишь изредка набегали белые барашки и бесследно исчезали.

«Пора устраивать побудку», – решил Чижеев. Он вытащил из кармана у мичмана боцманскую дудку, засвистел в нее и крикнул:

– Подъем! Всем на физзарядку!

Но физзарядкой никто, конечно, не стал заниматься. Клецко с Восьмеркиным помылись забортной водой, выпили по полкружки пресной и осмотрели раны Чупчуренко.

Пуля пробила ему плечо навылет. Рана была чистой. Купание в соленой воде, видимо, дезинфицировало ее.

Смыв запекшуюся кровь ваткой, смоченной в бензине, Клецко с Восьмеркиным осторожно перебинтовали Чупчуренко плечо и устроили ему подобие постели на носу баркаса. Раненый смог сам подняться и перейти на новое место.

– Питаться нам, товарищи, нечем. Воды в обрез и горючего тоже. Долго в море не проболтаешься, – сказал боцман. – Надо парус сооружать да по солнцу к дому идти. Вот только мачту из чего сделаем?