Озеро

Материалы о воде / Озеро

Страница 8

Шумная и оживленная атмосфера в кафе, аромат кофе, молодые, живые голоса вокруг С непривычки от всего этого у меня на мгновение закружилась голова. Я подумала, что такая обычная жизнь — это то, по чему, наверное, больше всего тоскуют души умерших. И там, на том свете, пожалуй, больше всего не хватает именно таких обыденных и, казалось бы, бесполезных вещей.

— Теперь мне больше не придется каждые выходные мотаться домой. У меня там почти никого из родных не осталось. Достаточно будет наведываться изредка, — сказала я.

Осторожно потягивая кофе, очень горячий, судя по выражению лица Накадзимы, он спросил:

— У тебя мама умерла?

— Как ты догадался? — удивилась я.

— В последнее время ты постоянно уезжала, и я подумал . — смутился Накадзима.

Но это совсем ничего не объясняло. Вероятно, он догадался обо всем по моему обессиленному состоянию. Я решила, что он, должно быть, очень чувствительный и проницательный человек. Если разглядывать меня из окна напротив, то я теперешняя как будто смотрюсь меньше себя обычной. Такое ощущение, словно я немного усохла и зачахла. Очевидно, что видящий меня с первого взгляда догадался о том, что я потеряла близкого человека.

— Зато мне больше не будет одиноко по выходным. Прости, но я рад. Знаешь, какими бесполезными и пустыми для меня были по запрошлая и прошлая недели из-за того, что в твоем окне было темным-темно . Твое окно совершенно особенное. Я сразу отличаю его от всех прочих. Никакой назойливой суеты, никакой небрежной грубости, а только тихий, спокойный свет.

— Правда?

Казалось бы, его обрадовала новость о потере мной близкого человека, но меня, приникшую принимать формальные соболезнования, просто пронзила насквозь подобная искренность.

— Да. без света в твоем окне, Тихиро-сан, мне мучительно грустно.

Когда Накадзима произносил мое имя, оно каждый раз словно сияло подобно драгоценному камню. Для меня это было странным и незнакомым ощущением. Что это? Вот только что. Что-то сверкнуло. Произнеси-ка еще разок!

Однако вслух я не решалась сказать об этом и потому только мысленно несколько раз прокрутила его обращение ко мне. И кроме биения сердца от чувств, которые я впервые тогда ощутила по отношению к нему, я испытала еще и какую-то гордость.

— Выходит, это здорово, что я вернулась, — сказала я, и по моим щекам покатились слезинки, которые невозможно было сдержать.

— Смерть мамы — это невыносимая боль. Мне тоже было очень тяжело, — произнес Накадзима.

Я тогда почти ничего не знала о нем. Выходит, этот человек тоже потерял свою маму.

— Да, но этот путь неизбежен для каждого, — всхлипывая, вымолвила я.

Я заметила, что крепко сжимаю в руках большую чашку чая. В это мгновение вдруг все, что тревожило меня, и те опасения, что я, возможно, потеряла свою маленькую родину и семью, словно слегка уменьшились, и мне внезапно стало свободнее и легче.

Где-то по прошествии двух недель Накадзима стал заходить ко мне в гости по выходным. Казалось, будто он вдруг перелетал из своего окна в мое, однако в моем понимании наших отношений все было по-прежнему.

В один из дней мы совершенно случайно столкнулись на улице, и он спросил:

— Кстати. Тихиро-сан, у тебя сейчас есть парень?

— Сейчас нет. Я встречалась с одним редактором, который был так занят, что мы мог ли видеться только по выходным. Но как только мне пришлось стать сиделкой для больной мамы, наши встречи практически прекратились.

— Вот как . Иными словами, мама для тебя была важнее этого парня.

Словосочетание "этот парень" вызвало у меня улыбку.

Все, что делал и говорил Накадзима, умиляло меня. Рядом с ним я была мягкой и спокойной. Мы столько времени наблюдали друг за другом, стоя у своих окон, что в конце концов наши взгляды и мысли словно слились, а сердца тайно соединились, поэтому внешне ничего не было заметно.

— Видимо, так. Вследствие этого я особо и не расстроилась. Для меня гораздо тяжелее было вот так встречаться урывками, постоянно выкраивая время. Когда все это кончилось, я только с облегчением вздохнула. Знаешь, мне просто хотелось иногда побыть одной и как следует выспаться, — добавила я.