Тюрьма

Материалы о воде / Текучая Вода / Тюрьма

Страница 3

— Что за дело бледнолицым до жизни индейца? Это не человек!

— Ты меня оскорбляешь, вождь. Но я знаю, что несчастье делает людей несправедливыми и прощаю тебя.

— Мой брат великодушен! — сказал с иронией индеец.

— Более, чем ты полагаешь. Если тебе угодно выслушать меня, не прерывая, ты убедишься в этом.

— Пусть мой брат говорит, мои уши открыты.

— Повторяю, что по некоторым причинам я предпочитаю остаться здесь, но, несмотря на это, я дам тебе средство бежать.

— Хорошо! А какое это средство?

Канадец вынул нож из-за пояса.

— Вскоре, — продолжал он, — тюремщик или какой-нибудь человек принесет нам есть, так как я не думаю, чтобы нас хотели уморить с голоду. Возьми этот нож. Заметь, кстати, что оружие чрезвычайно драгоценно для пленника и что я лишаю его себя в твою пользу. Когда человек, о котором я говорил, появится, ты увидишь, что надо делать. Постарайся только его не убивать. Никогда не следует убивать бесполезно, даже врага.

Индеец схватил нож, брошенный ему канадцем, потряс им над головой с радостным диким смехом и осторожно засунул его за пояс.

— Благодарю, бледнолицый, — сказал он тоном глубокой благодарности. — Ты сделал для меня больше, чем я ожидал от человека твоего цвета кожи. Я тебе буду обязан избавлением от смерти, свободой и исполнением мщения, которое я вынашиваю уже так давно. Моя жизнь принадлежит тебе, ты всегда ее господин. Помни, что ты брат индейцев команчей. Краснокожие никогда не прощают обид и всегда помнят благодеяния. Теперь я убежден, что ты не Vorris. Да покровительствует тебе Ваконда, и да будет он к тебе всегда милостив! Ты заставил мое сердце забиться счастьем, которого уже много лет оно не испытывало.

Произнеся эти слова со всей напыщенностью, свойственной его племени, индейский вождь присел на корточках против двери и с нетерпением стал ждать появления тюремщика.

Канадец в душе забавлялся выходкой, которую он намеревался сыграть с испанцами. По его мнению, то, что он хотел сделать, не противоречило понятию чести. Он не имел никакого желания помогать людям, которые, на его взгляд, не уважали человеческих прав и, пригрозив повесить, бросили его, как собаку, в зловонную тюрьму. Кроме того, он испытывал к индейцам невольную жалость как человек сильный — к стоящему ниже его с духовной точки зрения. А потом, разве индеец не пленник? Он глядел на него, как на союзника, и помогая его бегству, обеспечивал себе в будущем драгоценную поддержку на случай, если бы он попал, в свою очередь, в руки краснокожих.

Оба пленника продолжали хранить молчание: им более не о чем было говорить.

Так прошло несколько часов. Спокойный, холодный и неподвижный краснокожий, поджидающий прибытия тюремщика, как ягуар в лесах свою добычу, и охотник, равнодушный ко всему окружающему, старательно закутавшийся в свой плащ и наполовину спящий, прислонившись спиной к стене, застыли в своих позах.

Вероятно, человек, обязанный приносить пищу пленникам, в праздничной сумятице пропустил время, может быть — по забывчивости, может быть — по жестокой небрежности, так как солнце уже давно зашло, а о жителях тюрьмы никто и не думал.

— Черт возьми! — сказал, наконец, канадец с раздражением. — Неужели эти подлецы испанцы не дадут нам ужинать?! Я умираю с голода, carai! А ты, вождь, разве не чувствуешь жажды в пище, хотя бы то был кусок черствого хлеба?